На самом деле есть две крайности: отождествление с Богом и отделение от Него. Человек действительно сотворен по образу и подобию, в силу чего он это подобие должен подтверждать, и не только в мистическом, духовном делании, но и в плане социальной практики. И речь идет не о том, чтобы творить мир, я такого не утверждаю, а в том, чтобы уподобляться Творцу, радикально изменяя сотворенную им природу.
Ошибкой старого консерватизма, который стоил ему проигрыша, был отказ от распространения христианской антропологии на социум, в том числе и на те сферы социума, где он соприкасается с природой. Социум и природная среда его обитания негласно признавались фатально враждебными человеку. Почитайте, например, таких консерваторов как о. И. Восторгов, они призывают сосредоточиться на личном совершенствовании, а социум реформировать постольку поскольку (лучше вообще не реформировать). Вот, кстати, почему очень многие честные и творческие люди пошли за большевизмом. Большевизм нес пафос изменения мира и природы, поэтому ему и удалось увлечь христианскую натуру русского человека (которая ждала этого пафоса от попов и начальников, а в ответ слышала дежурные, кислые фразы о неизменности всех порядков). Другое дело, что большевики призывали не просто изменять социум, но уничтожить его. То есть ликвидировать такие базисные ценности, как собственность, государство, семью и т. д. Это большая разница – преобразовать или уничтожить.
Буржуазная философия очень близка к философии старого консерватизма. Она пытается избежать преобразования мира, подстроиться под него, удовлетвориться выкачиванием прибыли (феодальный порядок был уничтожен буржуазией только потому, что мешал ей качать прибыль). «Мир должен остаться неизменным», - говорят торгаши и клерикалы. «Мир должен быть разрушен до основания, а затем...», - говорят красные и коричневые гностики. «Мир должен измениться к лучшему» - так говорим мы, консервативные революционеры.
