«Прагматик» задается вопросом – как же быть, куда деть опасные этносы, которые постоянно искушают русскую душу «имперским интернационализмом»? Подвергнуть геноциду, депортировать? Нет, как то это не удобно. О! Давайте-ка мы их ассимилируем и сделаем русскими. Создадим многоэтническую, но политически единую нацию.
Вот. Здесь уже начинается космополитизм. На самом деле все попытки ассимиляции могут окончиться только смешением. Татарин, может быть, и перестанет быть татарином, но и русский свою русскость неизбежно потеряет. Вряд ли, конечно, вся эта ассимиляция произойдет, но дров можно наломать много. "Советский народ" вон тоже не получился, однако расхлебывать приходится до сих пор. И нам, русским, в первую очередь.
В истории русской общественной мысли уже бывали такие ассимиляторы. Например, декабрист Пестель – революционный ультралиберал, который выступал за русификацию всех инородцев. Или инфан террибл Пуришкевич, которого совершенно напрасно считают реакционером. «Страшный черносотенец» был ярым сторонником думского парламентаризма и хуторской реформы. Без устали разоблачал «темные силы» распутинщины – под аплодисменты либеральной публики (уже после Февраля следственная комиссия Временного пр-ва с сожалением признает – никакой распутинщины не было).
Есть только одно темное пятно на совести национал-либерала Пуришкевича – он был ксенофобом. А почему? Да потому, что просто не выносил многоэтнического разнообразия и желал все свести к одному знаменателю. Я подозреваю, что он и русских то не особенно любил. Так, например, когда Столыпин затеял русофильскую земскую реформу в Западном крае, то он ее не поддержал. Но как «прагматик» Пуришкевич понимал – необходима некая основа на которой можно будет создать единую буржуазную политическую нацию. Вот для этого ему и нужна была русификация, за которую он столь горячо ратовал.
Идея политической нации – либеральная и буржуазная идея, причем не важно, что имеется ввиду – «кремлевский» план «россиянизации» или же национал-прагматическая русификация. Буржуазность, понимаемая в самом широком смысле, штука весьма унификаторская. Для «буржуя», который вовсе не тождественен понятию "предприниматель", все сводится лишь к одному измерению – выгоде. Кроме прагматизма нет ничего, а все остальное должно исчезнуть. При этом сами буржуи и не догадываются, что их прагматизм «иррационален» – в самом дурном смысле, ибо не учитывает разноплановости человека, его потребности в мифе. И все буржуазные революции («правые» или «левые») всегда происходили при живейшей поддержке разнообразных оккультистов. Последние желали заменить традиционный Миф своим собственным – оккультным. Но для этого нужен переходный период, в ходе которого разрушается прежняя духовность. Придет время и буржуазию вежливо попросят слезть со своих золоченных престолов.
Буржуазные революционеры потому и сословия отменили, что хотели всех сделать хоть чуточку, но буржуями. Что и сделали, о чем весьма неплохо написал Ю. Эвола, саркастически заметивший, что при капитализме даже царь становится буржуем.
И этносы буржуазность тоже хочет слить воедино – сначала в рамках одного государства (политическая нация), а потом и в общепланетарном масштабе («новый мировой порядок»).
В противоположность этому имперская идея стоит на страже этнического (и сословного) разнообразия. Национал-имперский идеал – «цветущая сложность» народов, в центре которой стоит русский народ.
Само собой, можно уклониться и в другую крайность, противоположную крайности «прагматизма». Всегда есть угроза впадения в излишний романтизм, тогда имеет место постепенная сдача интересов государственнообразующего этноса в пользу других этносов. Ну что же, если есть воля и понимание, то можно избегнуть ненужных крайностей, которые неизбежно сходятся в неправде космополитизма и интернационализма.